статья
О роли «экспериментального» метода в политико-философской
системе Ж. де Местра
Н.В. Полякова
Методология гуманитарного знания в перспективе XXI века. К 80-летию
профессора Моисея Самойловича Кагана. Материалы международной научной
конференции. 18 мая 2001 г. Санкт-Петербург. Серия «Symposium».
Выпуск №12. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001.
C. 102 — 104.
[102]
В иерархии наук, предложенной Ж. де Местром, политика занимает
третье, после теологии и морали, место и рассматривается как
наука управления людьми. В силу своего предмета наука о политике
не может избежать божественного влияния: только в свете этого влияния
возможно определить ее цели и методы, а также выйти за пределы скрывающей
истину очевидности. Ибо, по мнению де Местра, в политике очевидность
чаще всего является ложью, не позволяющей проникнуть в суть политических
процессов. Цель науки о политике — не аппелировать к очевидному,
а раскрыть законы, управляющие политическим миром, определив тем
самым границы человеческого действия в этой области и устранив из
этой науки интеллектуальный произвол и анархию.
Для реализации этой цели Местр утверждает необходимость использования
в политической науке метода, который он сам назвал «историческим»
или «экспериментальным». Этот метод, как и вся политико-философская
система французского мыслителя, стали реакцией на политический рационализм
ХVIII века: «Современная философия является слишком материальной
и слишком самонадеянной, чтобы заметить истинную движущую силу политического
мира» (Maistre J. de. Consideration sur la France. Lyon, 1845.
P. 95.). Де Местр стремился обосновать иное отношение к политической
действительности, противоположное рационализму XVIII в. Раскрыть
зако-
[103]
ны политического мира, поставив человеческий разум в те границы,
где он будет обладать действительно полезной, а не разрушительной
силой — это и есть задача, которую ставил перед собой мыслитель.
Опыт и история — вот необходимые условия, которые делают
политику как науку и искусство единственно возможной и реалистичной,
а действие разума в этой области творческим и эффективным. Местр
не только основывает свои рассуждения о политике на этих двух «китах»
(ибо и до него в том же XVIII в. подобную попытку, и очень успешную
в рамках той эпохи, предпринимали его предшественники — Ш.-Л. Монтескье
и Э. Берк). Он впервые выстраивает целостную политико-философскую
систему, которая должна была оправдать и узаконить исторический
или «экспериментальный», как его называл сам де Местр, метода в
отношении всех других возможных методов, и, прежде всего, априоризма
мыслителей, идейно подготовивших Французскую революцию 1789 г.
Начиная с первых же своих работ и на протяжении всего своего творческого
периода, французский мыслитель утверждает в своих сочинениях ценность
опыта и истории как единственных учителей реалистичной политики.
Общество всегда будет находится в постоянном страхе перед революционными
беспорядками и политическим крахом, если политика не отрешится от
двух своих ошибок: презрения к опыту и отсутствия живого отношения
к истории. Поэтому политический мыслитель, уважая уроки истории
и опыта, всегда должен быть готовым остановиться перед некоторым
пределом познания, за которым возможен хаос. Чтобы остановиться
на почве реализма, он должен руководствоваться не требованиями отвлеченного
разума, а указаниями исторического опыта, подчиняя ему свои индивидуальные
амбиции.
Де Местр пытается отыскать «золотую» середину между возвеличиванием
человеческого разума и полнейшим отказом ему в силе и пригодности
в политической области. Человеческий разум может и должен участвовать
в политическом творчестве, способен углубить свои познания о «невидимом»
мире политических законов рассмотрением мира «видимого», но его
действия имеют ценность только в божественной перспективе,
т.е. в свете национальной и исторической традиции — вот позиция
де Местра по вопросу о роли человеческого разума, а значит и свободы
выбора в области политики. Поэтому традиционализм для него
есть ничто иное как только способ оптимально использовать историю
для того, чтобы сделать политическую теорию и практику более реалистичными,
а, следовательно, более жизнеспособными.
Но эта первая попытка построить целостную систему защиты исторического
или «экспериментального» метода, предпринятая де Местром, не была
вполне безукоризненной. Уже в работах самого автора можно уловить
постоянную тревогу за результаты своих методологических поисков:
он прекрасно осознавал, что предложенный им метод исследования политики
[104]
может принимать абсолютный характер, когда свобода выбора становится
ограниченной, а политическая теория и практика, почти полностью
подчиняясь диктату традиции, принимает более реакционный характер,
чем тому учит опыт прошлого.
Поэтому де Местр, стремясь разумно ограничить свой метод и его
роль в политической теории и практике для того, чтобы остаться на
почве подлинного традиционализма. Предпринимает попытку заключить
его в те узкие рамки метода, когда он не смеет брать на себя ответственность
вести и направлять политику, уступая право руководить ее выбором
вере. Если согласно мыслителю, история, традиции, опыт являются
учителями реалистичной политики, то цели ее должны определяться
в рамках христианской метафизики. История, не рискуя определять
цели политики, лишь может указывать необходимые средства для построения
общества и его институтов, которые бы обеспечили человеку достойное
существование, соответствующее божественным заповедям.
Данная попытка де Местра найти в христианской метафизике
противовес абсолютизации роли традиции и исторического опыта в политической
мысли и практике, а, значит, и абсолютизации своего метода, может
быть до конца понята только помещенная в рамки той эпохи, когда
вера вдохновляла человеческую мысль во всех ее направлениях.
В целом же местровская система обоснования «экспериментального»
метода, не смотря на все ее недостатки, дала очень важный для политической
теории урок реализма, который был вдвойне полезен после априористских
крайностей философов ХVIII в. Концепция де Местра, утверждавшая
первичность истории и опыта для политической теории и практики даже
в таком узком варианте, не ослабила, а, напротив, усилила разум
в этой покорности перед реальностью, в этом подчинении фактам, которые
являются условием уравновешенной мыли и сплоченностью действия не
только для политики, но и для любой области человеческой деятельности.
|