статья
К дискуссии об империи
Глеб Павловский
Заметка Павла Святенкова «Империя и ее имперцы» хороша злостью
того типа, что обращена к делу, а не к людям, и тем, что соединена
с уверенностью в предмете: ну вот, опять русским что-то навязывают!
Здоровая ленинская настороженность: что, кто, зачем, какого черта?
Чужой не опасен, а вот свой заблудший вредней чужого: поддался.
Еще вот — всех достали «империями» и «сверхдержавами». Здесь
отчасти присоединюсь: и меня достали. Империя по-руссски — какой-то
пароль стадной безмозглости. Сперва затопили газеты добровольно
на себя принятым словцом «империя», приравняв его к похабели (1988–91),
затем без передыху — подцепив хульное словцо, не добавляя ничего
к его скудости, но взалкав запоздало, зажав в кулачок, терзают
долгой суходрочкой (с 1992-го, газета «День», далее везде...).
И всякий раз «ура-ура», ни разу себя ни о чем не спрашивая — что
за империя, откуда взялась, кто потерял и почему нашлась?!
Несколько обстоятельств (уж и не знаю, что теперь называть фактом).
Во-первых, Советский Союз — не империя, себя таковой отнюдь
не считал, а все империи, говоря грубо, видал на х**. Одной из опор
советского триумфаторства было — мы круче всяких ваших империй!
То было осознанное превосходство. Победами советских над имперскими
мы все гордились. Кто не знал, что свободой Союз обязан двумя
победами над двумя империями — над Российской в 17–20, и над Рейхом
в 41–45. Их ничуть не уравнивали, но побед было две, 7 ноября в
значении дня Победы было равноценно 9-му мая. Гордились, кстати,
и «решающей» ролью Антиимпериалистического Союза в распаде
колониальных империй, прежде всего Британской —либеральной!: ура,
раздавили гадину, инди-руси бхай, бхай! Их нет — а мы стоим.. И
наконец теперь вот противостоим последней империи — Pax Americana…
Никакого обаяния в слове «советская империя» не чуяли — то был
либо полемизм, либо вражий контрпроп — антисоветская бирка-перевертыш
советского «антиимпериализма». За «империю СССР» легко было и в
морду схватить, а до 1985 — изволь в КГБ объясняться: клевета на
советский общественный и государственный строй.
Самообвинение «мы, Союз = империя» пришло в перестройку не академической
переоценкой понятия, а горделивым присвоением поносно-помоечного
клейма: да, да, мы советские — плохиши, мы — империя зла! «Империя
— это нечто большое и тоталитарное». То есть, похулка бранью,
а не интеллектуальный реванш идеи. Содержательной разработки понятия
с тех пор у наших имперцев не было. Клеймо агитпропа, отскребя
от пропговна, лепили на патриотичный лоб, так и ходят годами:
я Плохиш! я вражья сила истории! Имперец я, о ужас, летящий
на крыльях ночи, плывущий в кислоте со связанными руками — разбежись,
задавлю!
И смешно, и подванивает.
Но здесь и кончается правота П.Святенкова. Дело не только в том,
что народам не живется в племенной лепоте «вмещающих ландшафтов»;
даже пигмеям теперь так не жить. Хуже другое — народы вообще не
властны решать о своем месте в проектных работах истории — «тяжелой
недобровольной работе, выполняемой против совести» (Г-Ф.Гегель).
Увы.
Российскую империю русские рушили, и с белыми воевали не дуриком,
не от избытка страстей. К империи у них были претензии, сериозные.
В их числе моральные, как ни смешно сегодня звучит. И часть
русской нации взяла на себя некую работу, к которой отнеслась со
звериной, нездешней сериозностью — исправить себя, и других, кого
только достанем. И показать всем, что невозможное возможно — нам,
народу.
Империя из СССР после впрямь вышла — по ходу дела. Но странная
империя — антиимпериалистическая, исправительно-демонстрационная.
Взявшаяся на своей территории строить из подимперских племен нации.
Антиимпериалистический травмопункт для массы «больных» народов,
иные из которых бешено сопротивлялись русским красным Айболитам.
И вовне себя Союз-империя поддерживал, между прочим, антиимперские
националистические движения и проекты. А заодно — всегда и повсюду!
— демонстрировал свои успехи. Чем дальше — тем чаще мнимые, так
что к 1985 мнимым стали считать всё. Теперь ленивый не кинет камень
в «показуху».
Но у советских было одинаковое отношение к реальным, материальным
достижениям, и к странным до мнимости — всё-всё следовало продемонстрировать
миру в наилучшем виде! Красная империя строила из себя мировой
театр, освободительную психодраму Teatro Mundi. То была даже
не гордость, а долг, добровольно принятый нацией: быть наилучшими
для всех в мире. Странно? О да! Но не вам судить мертвых.
Здесь интересно еще вот что. Аргументация в пользу принятия идеи
«государства Российского» за базовую демократами мне, и другим еще,
думаю, памятна. Ее трактовка звучала примерно так: довольно! Хватит
кормить народы и исправлять нравы — к черту всех! Хватит бороться
против всех империй на свете — это нам не по средствам! Хватит звать
Русь к топору, а русских к революциям! Хватит утопий, хватит проектов
— давайте поселимся на своей земле и заживем, как все. Нормально!
Нормальная жизнь в нормальной стране.
«Именно строительство государственности на данном этапе является
объединяющим началом. В появлении нормального государства заинтересованы
все, как русские, так и остальные народы России. Смею предположить,
и сами имперцы. Отказ от сырьевой экономики, демократия, патриотизм…»
— это не копирайт Святенкова. Это практически стереотипное клише
из тысяч рассуждений демороссовского и выбороссовского ряда 1990–93
гг. Ну, разве что они бы «сырьевую» заменили на «командно-административную».
А вот за это именно и кляли демократы обе империи России — петербургскую
и красную: «Неверен сам имперский дискурс, требующий какого-то
«вселенского проекта» и неисчислимых жертв во имя него» — за
неисчислимость жертв. А что, разве не урок? Европейцы тем же легитимируют
свой проект «единой Европы» — той же неисчислимостью жертв собственного
национализма.
Утопия — «нормальная жизнь нормальным государством на своей
земле» — и была позитив, подкладка, подоплека реформизма последних
20 лет, как либерального, так затем и кремлевского. Во имя ее интриговали,
ее именем воровали, выбирали «наименьшее зло». Но хитрость мирового
духа в том и состояла, что паролем «нормальности» и альтернативой
всем якобы «нам навязанным» — утопиям, революциям и мировым притязаниям
прошлого избрали сверхутопию! — новое Государство Российское. Которое,
взявшись невесть откуда, самозарождением от сырости и грязи, должно
было расселиться на всей территории РСФСР. Да так, чтобы еще и Украину,
зарубежсобственность и «советское правопреемство» не потерять…
Народы мятутся. Они предпринимают проекты, то великие, то дурацкие
и разорительные, а то и душевредные. В этом смысле я не вполне соглашусь
и с некоторыми из возражений Бориса Межуева Святенкову, например
с этим: Нация есть именно продукт объединения людей в защиту
своей свободы от внешней силы.
Нет такой защиты — вне работы на мир, той или иной. Огораживаясь
от мира, вы разоритесь на одних заборах; да и технически нет такого
забора. А ядерной триадой напугать зоомир XXI века нельзя — здесь
вам не Хрущев с Кеннеди, таким можно весь мир против себя настроить.
Даже для самых маленьких, для хуту и тутси, «государства-убежища»
от мира больше нет. Да, иногда буквально только это и есть: отбиваться.
Но чаще свобода не защищается — а работает, производит. Свобода
энергична и энергийна. Она всегда в избытке — мечтательности, конструктивности,
успеха, богатства или — о ужас! — проекта... Защита нации возможна
лишь по периметру защиты ее мировых работ — иначе бы нации не
вели войны при покушении на их проекты. Национальные границы
— лишь часть проекта.
То есть русский проект, азарт, его максимальная, предельная
амбиция — стать и остаться Россией. Как у Евросоюза —
стать и остаться Европой. Утопия дорогущая, о да. И опасная.
Ввязались в нее с кондачка, ничуть не обдумав. Но решить отказаться
быть Россией, став вместо этого небывалой Нормальной Страной, —
проект еще более рискованный и невнятный, практически непосильный
для русских. Народы решаются на переобучение и смену места мировой
занятости редко и с неохотой. Зная, что как начнут, так их куда-то
и снесет. Скорей всего — к черту истории с его «миссией», о чем
так ясно и хорошо расписал П.Святенков. И предлагать нации еще раз
такое, можно только сперва все обсчитав — и экономику, и социальные
цены... И риски обвала при этом в собственное, поучительное, однако
малоприятное, прошлое.
|
