СТЕФАН ОСТРЯНИН
О причинах взаимного ожесточения поляков и малороссиян в XVII
веке
Универсал Гетмана Остряницы.
Открытием этого драгоценного документа обязаны мы М. О. Судиенку,
который поместил его в третьем томе изданной им Летописи Величка.
Правописание универсала Остряницы принадлежит началу XVIII столетия,
ибо он открыт не в подлиннике. Так как некоторые гласные буквы произносились
грамотными Малороссиянами того времени иначе, нежели стали бы их
читать теперь в Северной и в Южной России, да притом в списке, напечатанном
г-м Судиенком, не везде соблюдено однообразное употреблено известных
букв для выражения известных звуков; то язык универсала для самих
Малороссиян нашего времени кажется как бы чужим. Чтобы сообщить
ему тот вид, в каком он представлялся слуху, а не глазам старинных
людей, позволяю себе приноровить его правописание к произношению,
приняв для выражения мягкого и острого звука и две буквы – и и !
– и отвергнув Великорусский звук ы, Малороссийскому произношению
несвойственный. Замечу впрочем, что универсал Остраницы писан официальным
языком своего времени, и потому в нем много слов и оборотов Польских.
Видно, козацкий гетман нашел необходимым подражать обычному языку
судебных актов и правительственных распоряжений в Украйне, чтобы
явиться в глазах народа мужем государственным. Но речь его не была
от того темна для слушателей, ибо Польский язык в то время распространен
был в Малороссии, как речь людей образованных, как речь утонченная
и усвоенная высшим сословием Южно-Русским, не говоря уже о множестве
природных Поляков, находившихся в Малороссии и заставлявших народ
понимать свой язык волею и неволею.
--------------------------------------------------------------------------------
Стефан-Христофор из Острога и Остра Острянин,
Божьею Милостию Новоизбранный Гетман, со всем войском запорожским.
Объявляем сим нашим универсалом всем вам, благородно рожденным
козакам, нашей братии, прославившимся с давних лет во всей подсолнечной
многими рыцарскими делами [294] и подвигами, и живущим, с отдаленных
времен предков своих, по обеим сторонам реки Днепра в Малой России,
отчизне своей, а вместе с тем и всему простому народу Малороссийскому:
что, как в прежние времена, так и в этом году, не могли мы, с сердечною
горестью и болью, переслушать и исчислить приносимых вами жалоб
и слезных просьб нам, войску Низовому Запорожскому, касательно чинимых
вам притеснений, разорений и несносных налогов от Ляхов, квартирующих
во всей Малой России, по обеим сторонам Днепра. [295]
Не исчисляем подробно здесь того, что они, Ляхи, начав с недавнего
времени, лет пять, или шесть назад [ибо давнишние их злодейства
предали мы забвению], как не-Христиане, вам, православным Христианам,
сделали, а именно в городах и поветах: Козельском, Бориспольском,
Басанском, Березанском, Гоголевском, Яготинском, Остерском, в Нежинском,
Борзенском, Прилуцком, Варвенском, Сребрянском, Красноколядинском,
Конотопском, Любецком, Березинском, Менском, Сосницком, Коронском
и Кролевецком, в Лубенском, Лохвицком, Нырятинском, Чигрин-Дубровском
и Роменском, Переяславском, в Гадячском, Миргородском и во всех
иных (Величко говорит, что Остряница разослал шесть списков своего
универсала в Украину Малороссийскую, лежащую по обеим сторонам Днепра,
именно в поветы Черкасский, Белоцерковский и Уманский, а на другую
сторону Днепра – в Переяславский, Нежинский и Лубенский. Так как
в этом списке не упомянуто ни одного города заднепровского, то надобно
думать, что в списках, назначенных для Заднеприя, тамошние поветы
исчислены так точно, как здесь поветы Восточной Малороссии.), где
только были и есть их безрассудные и безжалостные к Христианскому
народу постои.
Вы сами, наша братия, живущая в исчисленных городах и [296] поветах,
доносили о том, вы сами о том знаете, яко самовидцы и жалобливые
нам доносители. Но мы с своей стороны вам это представляем и к вашим
горестям присовокупляем нашу горесть, которую причинила нам весть,
дошедшая до нас из Остра, из дома отца нашего. А принес ее нам родной
брат наш, который прибыл сюда, в Запорожскую Сечь, с вышибленным
тирански от Ляхов глазом. Он, с горячими и неиссякаемыми слезами,
объявил нам и всему войску Низовому Запорожскому, на раде, о своем
и всего дома нашего от Ляхов бедствии и разорении, а именно: что
некоторый Геродовский, квартирующий в Остре, в настоящую истекающую
зиму, перед радостными святками Рождества Господня, не довольствуясь
тем, что ему и другим постояльцам козаки и мещане Остерские [сверх
прав и законности] доставляют, возымел какую-то особенную ненависть
и злобу к отцу моему, гордящемуся со времен предков своих благородным
(шляхетским) козацким правом, и грозно приказал ему, отцу моему,
доставлять [297] ежемесячно – не для себя, но для собак, своих братьев,
по три ведра творогу и по ведру масла. Когда же мой отец не исполнил
этого – и не почему иному, как по домашним недостаткам; то Геродовский,
озлясь на это, – в самый тот день радостного праздника Рождества
Господня, горем и плачем наполнил дом наш; ибо приказал палачам,
своим слугам и братьям, взять отца моего, семидесятилетнего, совершенно
седого старца, и ущемить его шею в частокол церковной ограды, –
а был в то время сильный холод с метелью, – и не велел выпустить
его из этого нестерпимого и позорного заключения, пока весь народ
не вышел из Божьей службы (от обедни) и пока все люди, бывшие в
церкви, тому [при всем их сожалении] не посмеялись.
После этого тяжкого и нестерпимого бесчестия, сделанного престарелому
отцу моему, тот же Геродовский, или лучше Христоненавистный Ирод
(Ирод по-Польски Герод; следовательно Геродовский звучало в слухе
тогдашнего Малороссиянина так, как бы сказать Иродовский. Пр. изд.),
спустя дня два, или три, вторгнулся, в [298] пьяном и безумном виде,
в дом отца моего и требовал, чтоб его потчевали венгерским вином.
Когда же отец мой не мог исполнить этого требования, так как в Остре
венгерского вина не было, то он, назло, начал потчевать моего отца
оковитою (высшей крепости) водкою и, налив серебряную чарку, почти
в кварту мерою, велел выпить ее престарелому отцу моему за здоровье
короля и Речи Посполитой Но, как отец мой не в силах был этого сделать,
то он, будучи пьян, озлился и, для окончательного поругания отца
моего, отрезал ему цветущую сединами бороду, захватив и тела, а
потом тяжелым и смертоносным чеканом своим, без всякого уважения
и жалости, дал ему по плечам и по груди более десяти ударов, от
которых отец мой, прожив только шесть дней, переселился от сей жизни
в жизнь вечную, оставив нас, детей своих, в горести и слезах, на
всегдашнее сиротство.
Но Геродовский, этот проклятый потомок Иродова [299] Христоненавистного
племени, не удовлетворился таким злодейством. На четвертый или на
пятый день по погребении отца нашего, он взял из нашего дому насильно
брата нашего на порошу, на трескучие и несносные морозы, и, посадив
его без седла на свою водовозную клячу, дал ему пару собак на своре.
Когда же выехали в поле и началась охота, и когда поднято было несколько
зайцев, – подскочил к моему брату один служка и велел ему спустить
со своры собак, которых он держал, что, очевидно, сделал по приказу
своего господина. Геродовский же, этот тиран и мучитель человеческий,
увидя моего брата без собак, наскочил на него и, спросив: где собаки?
ударил без милосердия арапником брата моего по голове, и в это время
арапник концом своим вышиб ему глаз.
От этого тиранского и бесчеловечного удара брат мой, полумертвый,
упал с клячи Геродовского, который приказал еще служкам своим избить
его немилосердно арапниками по всему телу. Наконец, видя его мертвым
и бездыханным, взвалили [300] его брюхом на ту же клячу, как будто
мешок с какой-нибудь пашнею, и Геродовский велел одному из своих
служек отвезти его к нашему дому и бросить у ворот, как негодный
мертвый труп.
Увидела это многопечальная моя мать-старушка и объятая невыразимою
болью сердечною, велела другим братьям и сестрам моим внести в хату
нашего брата, тирански избитого, изуродованного и почти бездыханного,
и с трудом могли, оттереть, и привести в прежнее состояние замороженные
руки и лицо его.
После этой тиранской чаши, изуродованный брат мой едва через несколько
недель начал выздоравливать; но тут опять услышал от того же мучителя
Геродовского разные на себя похвальбы. Спасаясь от новых бедствий
и унося последние свои силы, он прибыл сюда, в Запорожскую Сечь,
еще больной, с тиранскими знаками на своем теле [кроме вышибленного
глаза], и обо всем, что с ним самим и с покойным отцом моим произошло
и что тут описано, принес всему войску Запорожскому [301] словесную,
жалости и неутолимых слез полную реляцию. Узнав обо всем этом, не
только мы, новоизбранный гетман, но и все войско Запорожское, подвинулись
великою горестью и решили единодушным советом выступить из коша
(стана) Запорожского с войском на Украину Малороссийскую, для освобождения,
при помощи Божией, вас, народа нашего православного, от ярма, порабощения
и тиранского Ляшского мучительства и для отмщения нанесенных обид,
разоренных и мучительских поруганий вам, вашей благородно рожденной
братии и всему простому народу Русского племени, живущему в Малой
России, по обеим сторонам Днепра.
Поэтому вы, братия наши, прочитав этот открытый лист наш, взгляните
на дело глазами вашего разума и рассудите: не законно ли мы с войском
Запорожским затеваем войну против Ляхов, неприятелей и врагов наших,
и еще ли не вывели вас из терпения их непомерные на постоях у вас
выдумки, "окормы и напитки"? И неужели вам приятно видеть,
как ваших отцов и матерей постоянно предают поруганию и [302] бесчестию,
как ваших братьев, сестер и жен тирански убивают, окровавливают
и мучат, как их на льдяных ломках, в трескучие морозы, погоняют
и обливают водою, как их [чего не слыхано под солнцем] запрягают
в плуг, будто волов, и как их Христоненавистные Жиды, по Ляшскому
приказанию, бичуют и погоняют, чтоб они хорошо тащили плуг в голый
лед, без всякой пользы, для одного смеха и ругательства, орали и
чертили! Все это и многое другое [что и письмом выразить стыдно
и неприлично] происходило и ныне происходит в городах и поветах
ваших, кратко исчисленных в начале этого нашего универсала.
А что всего важнее, так это то, что эти неприятели наши, отступники
и еретики Ляхи, стараются переменить, привести к Римскому заблуждению,
обратить и насильно преклонить к Унии и самую хвалу Божию, которая
совершается от начала крещения Руси и, как солнце, сияет в Европе
незыблемым благочестием; и уже в некоторых Украинских городах есть
знаки и свидетельства этого их посягательства. [303]
Итак вы, братия наши, благородно рожденные козаки, живущие в Малороссийской
Украйне, по обеим сторонам Днепра, со всем мещанским и сельским
простым народом, уразумев и обсудив все то, что здесь кратко изображено,
склонитесь вашими сердцами к нашим сердцам и желаниями вашими к
нашим желаниям и, соединясь с нами [когда мы прибудем в Украину
с войском Запорожским], извольте начинать, в полном вооружении,
при всесильной помощи Божией, со всем усердием, военное дело против
Ляхов, своих неприятелей. И для того, покамест мы прибудем в Украину,
извольте готовить и кормить коней своих, также добывать и устроивать
доброе, исправное оружие с надлежащим к нему запасом, то есть порохом
и пулями, а также заготовляйте себе и съестные походные запасы.
Ляшских же льстивых и лживых писем и универсалов никаких не слушайте
и им не верьте, на ложные распускаемые ими в народе слухи не обращайте
внимания, и плутовства их не бойтеся. И пускай вас не устрашает
Кумейская война войска Запорожского с Ляхами в прошлом году; [304]
ибо они ложно и несправедливо разглашают, что [дело невозможное]
будто бы они под Кумейками поразили на голову войско Запорожское
и устлали козацкими телами дорогу на полмили. Если бы это было так
в самом деле, то с кем бы после этого Ляхи делали договор и заключали
мир? разве с мертвыми козацкими трупами? Или они то называют поражением
войска Запорожского, что [да и то произошло от неисправности тогдашнего
обозного] отрезали часть козацкого обоза с тремя пушками? но в людях,
благодаря Бога, мало нанесли вреда войску Запорожскому, ибо, по
поверке того войска, оказалось убитых товарищей семьсот девяносто
пять, а раненных восемьсот пятнадцать. А что Ляхи говорят о дороге,
устланной на полмили козацкими телами, то, видно, они – или хорошо
не досмотрелись, будучи в воинском запале, чьими телами покрыта
наиболее та дорога, или лгут умышленно и ту свою ложь повторяют
и рассеивают в городах и селах, для устрашения всего народа. А мы
вам истинно объявляем, что их, [305] Ляхов, на том Кумейском побоище;
пало в десять раз больше против нашего, – как знатных родовых товарищей,
так и их служек. Ибо, через пять, или через шесть недель после той
войны, два знатных товарища, а третий близкий служка гетманского
писаря, Снежинский, спасаясь от должного наказания за некоторое
преступление, прибыли в Сечь Запорожскую и не только принесли всему
войску словесное известие, но и на бумаге подали исчисление павшего
Ляшского товарищества и служек. Тут-то и обнаружилось, что с их
стороны было убито двенадцать тысяч двадцать человек, кроме немалого
числа раненных.
Поэтому, как выше сказано, не верьте, ваша милость, братья наши,
никаким таковым Ляшским плевелам и стращаньям, и без всякого сомнения
готовьтесь и снаряжайтесь к соединению с нами, войском Запорожским,
на войну против них. Однакож делайте свои приготовления тайно и
неведомо, и читайте эти наши листы между собою под присягою, втайне,
среди людей добрых, надежных и желающих всякого блага [306] своему
упадающему Малороссийскому отечеству. Козаков же реестровых, выродков
и отступников наших, не заботящихся, ради собственной прибыли и
частных выгод, об упадке отечества, берегитесь и опасайтесь, как,
ядовитой ехидны; ибо как только они об этих листах и о намерениях
войска Запорожского проведают и известят о том Ляхов, лживых панов
своих, то наши военные интересы тотчас пострадают в своих успехах
и придут [чего не дай Боже] к вредному концу, а вас постигнут жестокие
мучения от Ляхов, на допросах об этих листах. Ибо и Кумейская война
с Ляхами, не по чему иному, как только по простоте и неосторожности
братьи нашей, живущей в своих домах, навлекла, хотя и не великое,
бесчестие и бесславие войску Запорожскому; так как подобные сим
нашим листы тогдашнего гетмана Запорожского, пущенные в Малороссийский
народ, вскоре попали, мимо своего назначения, в руки реестровым
козакам, а от них Ляхам, и они, узнав их содержание, постигли вполне,
как предупредить [307] угрожающую им беду и как сделать отпор предприятию
войска Запорожского. И потому мы убедительно и горячо просим и советуем
вам приготовляться к наступающей войне, а от козаков реестровых,
врагов своих и истинных губителей нашего отечества, все то, что
тут изложено, как от злой искры, беречься. Уповайте на милость Божию,
покаравшую и помиловать нас, грешных, готовую. Чего всеусердно желая,
надеемся вас, братий наших, вскоре видеть и приветствовать на Украйне,
здоровых и радостных.
Дан из стана войска Низового Запорожского от Базавлука, от Рождества
Господня 1638 года, марта 20.
Острянин, гетман войска Запорожского, рукою.
Текст воспроизведен по изданию: О причинах взаимного ожесточения
поляков и малороссиян в XVII веке. Универсал Гетмана Остряницы //
Записки о Южной Руси. Т. 2. СПб. 1857.
|