Алексей ИЛЬИНОВ
*ВЕЛИКОЕ ПРЕДЗИМЬЕ*
(Апокалипсис Скорбящего Ангела)
Embrace me my angel, who''s eyes enlightens my world.
И вот Ангел Скорбящий, чьё убогое рубище выкрашено в камуфляж позднего
провинциального вечера, спустился в осенний мiр сей, где промерзшая
до леденцовой прозрачности коричная листва скрывала мистерии некогда
безсмертных мгновений, кои определяли смысл Сущего, дарованного
свыше. Но кто помнит о том? Куда скрылись смуглые от загара волхвы
и кроткие мироносицы? Кто ныне вздымает ввысь хоругви? Увы, когда
затхлые стариковские туманы незаметно вторглись в вознесённые храмы
наши и тучи, словно пошитые из колючей тюремной мешковины, сокрыли
истинный облик небесный, даже память может трижды отречься от тебя
и преподнести неожиданный сюрприз, способный погубить неосторожного
смельчака, осмелившегося разгадать его настоящее предназначение.
И вот снова хлебные нивы опустошены, а в полуголых рощицах, чей
стриптиз нелеп и бесстыден, обретаются сумерки Великого Предзимья,
отяжелевшие от дымного чада мiровых пожарищ. Свершилось! И будет
долгая, долгая Охота в неопрятных зарослях орешника и шиповника,
истлевших от промозглой сырости. Почти опавшие дубы всё так же неподвижны
и молчаливы накануне первого снегопада, а клёны всё ещё пытаются
защититься от простуженного кашля ночного ветра, срывающего оливково-жёлто-красную
пестрядь жалких отрепьев… Но тщетно, тщетно… Невозможно… Ведь что-то
грядёт…
Что ищешь ты, Ангел Скорбящий? Зачем ты здесь? О чём ты хочешь
нас предупредить? О том, что терпению Божьему настал конец, и он,
после долговременных раздумий и наблюдений, избрал Час Заката, дабы
сбылись чьи-то речения и пророчества? Разве что-то переменилось
в нас? Хотя бы на самую малую толику? Неужели так ничему и не научились?
О, нет же, нет! Мы всё так же смешны в первозданной глупости своей,
ибо ринулись изобретать «благопристойные» заменители Священного,
дабы спастись с их помощью и выбраться на, как будто, желанный берег
грёз и свершений, где «кто-то» с ликом прекрасным, лишённым малейших
изъянов, отрёт счастливые слёзы наши, да ещё и вознаградит «братским»
поцелуем, чья кремовая сладость сравнима с привкусом цикуты в винной
чаше. О, сколь же смешны мы в первозданной глупости своей! Великое
Предзимье – предчувствие безсонных литургических бдений и страшных
посмертных откровений у изголовья умирающего, чьё имя не было названо,
ибо уже никто не помнил его. Съёжившиеся окрестности утопают в жидком
свинце, заоблачные тракты пустынны, а где-то там, внизу, в распахнутых
погребах дворов испуганно мечутся лоскуты неживых теней, растворяющиеся
в подъездах и подворотнях. Видимо что-то грядёт, и привычное состояние
вещей нарушится, распадётся…
Как холодна и одинока земля, терпеливо ожидающая снегоявление…
Чувствуешь ли ты это, Ангел Скорбящий, когда обнаженные подошвы
твои осторожно ступают по ней? Ведь осталось ждать всего ничего…
Возможно, это произойдёт на рассвете, может быть даже днём или ближе
к ночи. Просто однажды наступит Тишина… Тишина Великого Предзимья
– мерная поступь белых метельных всадников, чьи мраморные лики неулыбчивы
и мертвенно бледны, а глас оглушает благим молчанием. Куда лежит
путь их? Услышат ли они вопль твой – бывшего весеннего небожителя,
вдруг осознавшего себя узником в скорлупе инфернальной химеры? Да,
что-то грядёт…
Так что же ты хотел сказать нам, Ангел Скорбящий, блуждавший где-то
здесь, среди нас, в мiре осеннем? Кажется, я совсем недавно, буквально
на днях, видел тебя, когда возвращался домой, шагая по импровизированной
дороге, Бог знает кем проложенной через лабиринты новостроек (скрипели
башенные краны, матерились рабочие, вонюче чавкала грязь)… Паруса
твоих крыльев поникли и стали иссиня-черны от горя и пепла, а взгляд…
Выдержим ли мы его, когда душа нестерпимо жаждет снега и света?
Жаждет Белого. Чистого. Вечного…
И вот снежинка обожгла обугленную ладонь, оставив на ней частичку
Потаённого и Нездешнего…
<Осень 2006 года, накануне Самхайна>
|