статья
СОЦИАЛЬНАЯ ДОКТРИНА ГНОЗИСА
Курт РУДОЛЬФ, “ГНОЗИС”
Гнозис как социальный протест. Следует помнить, что общественное
положение угнетенных и эксплуатируемых не привлекало в античности
особого внимания (киники скорее представляли мудрость глупцов,
чем осознавали эту проблему) утопические схемы, выдвинутые многими
греческими писателями и философами, включая Зенона, Гекатея, Евгемера
и Ямвлиха, оставались чистыми идеалами и не обладали практическим
значением. Поэтому зависимым классам, лишенным поддержки и пребывающим
в идеологической изоляции было предоставлено самим развивать свои
собственные концепции, и они могли надеяться быть услышанными,
по крайней мере, на Ближнем Востоке, только если были так или
иначе связаны с религиозной традицией. Так иудейская апокалиптика
и эзотерика и восточная вера в спасение в форме мистериальной
религии также стали средствами выражения социального протеста,
и голос Гнозиса, вне всякого сомнения, был самым радикальным.
Его отрицание моральных традиций и видимого мира властей (включая
сверхъестественные) было попыткой разрешить социальные проблемы
времени под религиозным знаменем, а именно посредством тотального
преодоления этого мира; это было «протестом против реальной нищеты»
(К. Маркс). Итак, Гнозис может быть понят как идеология зависимых
горожан, которые, тем не менее, чувствовали себя призванными к
свободе в религиозно-идеологическом плане; в то же время он производил
необходимые изменения восточной и греческой традиций в новом духе.
(стр. 292)
Критика общества. Ранее мы отложили социальные особенности
гностической программы в сторону, чтобы теперь обратить наше внимание
на эту тему. Взгляд гностиков на мир и историю, как мы изобразили
его, содержит критику всего существующего, которая едва ли смогла
бы найти нечто подобное себе в античности. Отвержение творения
вкупе с Творцом и принижение и демонизация небесных сфер (звезд
и планет) с необходимостью включают неприятие и отрицание созданного
античностью социально-политического мира. Впрочем, этот аспект
гностического восстания против господствующей светской и религиозной
системы не установлен с достаточной ясностью. Причина этого в
первую очередь лежит в равнодушии гностиков к существующему миру.
Для них kosmos с его различными, земными и небесными, властными
структурами является негодным, немощным изделием, ненадежность
которого вполне очевидна в его усилиях приостановить неизбежный
процесс его собственного уничтожения (то есть угнетением “семени
света” и попытками воспрепятствовать его освобождению), а махинации
которого обладают только временным эффектом. Гнозис, по крайней
мере, насколько нам известно сегодня, был заинтересован не в какой-либо
реформе земных условий, а лишь в их полном и окончательном разрушении.
Он не обладал иной «революционной» программой для изменения условий,
как они виделись ему, кроме устранения земных структур в целом
и восстановления идеального духовного мира, существовавшего изначально.
На это указывает прежде всего практически полное отсутствие современных
исторических аллюзий и даже критики Римской империи. В то же время
можно найти целые группы аллюзий, прямых и косвенных, на социокритические
взгляды гностиков, заметно отличавшиеся от взглядов окружавшей
их среды . Осознавали ли они это до деталей так, как интерпретируем
мы, очевидно, уже не удастся установить с точностью.
Отрицание земных властей. Изображения и описания надмирных
«властей» и «сил», особенно их «начальника» (архонта), наглядно
отражает разрыв между гнозисом и верховной властью на земле, поскольку
источник этих концепций лежал в политической номенклатуре античности.
Поскольку первый космический правитель и демиург поработил человечество,
поскольку он и его потомство ввели в мир «беспокойство» и «раздор»,
у гностика была графическая иллюстрация римской и любой другой
власти, под которой ему приходилось жить (включая ортодоксальную
церковь!) Соответственно, он стремился к «покою» и избавлению
от «мирского раздора», пользуясь мандейским выражением. Примечательно,
что, подрывая легитимность земного порядка, гностические системы,
в противоположность современным теориям государства, считавшим
царя и государство проявлением или воплощением космического порядка
(гармонии!), полагали эти отношения «небожествеными» и введенными
только злым и «тупым» творцом мира. Тогда как эллинистическая
политическая теория понимает земную власть как систему, контролируемую
божественным смыслом (nous, logos), и этим оправдывает ее, гнозис
подвергает сомнению навязанное подчинение и смысл всего этого
мира, поскольку мир берет начало в ошибочном и «бессмысленном»
акте. Миром правит не осмысленность, а отсутствие осмысленности.
Гностик, достигший этого понимания и распознавший истинный смысл
по ту сторону всех земных вещей, в то же время сродни ему самому,
может поэтому подчинить мир и отбросить всякое послушание ему
(открыто в своем нравственном поведении). Эта позиция, с которой
мы уже знакомы, по словам Ганса Ионаса «вдребезги разбила панлогическую
и пантеистическую иллюзию античного мира». Гнозис лишил античную
систему правления ее сакральности; она была «низведена из приписанного
достоинства вдохновленного свыше «иерархического» порядка к голой
демонстрации силы… которая могла требовать подчинения, но не почитания»
. Это «идейное восстание» или «метафизическое опустошение» старой
власти не вело, конечно, к ее действительному свержению, но контр-проект
гностической системы, как она предстоит нам в своей сотериологии
и эсхатологии, приводил своих сторонников к критической переоценке
и ослаблению политических условий.
Говорящим свидетельством этой гностической критики власти является
повторяющаяся в ряде текстов (например, в Откровении Адама, NHC
V, 5) идея, что совершенный гностик принадлежит к «бесцарственному
роду», превосходящему все царства прошлого и настоящего и получает
свое уникальное усыновление от истинного – хотя и неведомого миру
– Отца людей. Но поборники этого «бесцарственного рода» – «цари
в смертном как бессмертные. Они осудят богов бездны с их силами»
(NHC II 5,125 13-14). Остальные роды принадлежат «царям огдоады»
и в конце приходят к ним (NHC II 5,125 3ff.), то есть не достигают
идеальной бесцарственной области, где каждый является царем в
своем собственном праве, и потому там нет атрибутов власти, но
только в «бессмертные царства» в остальной Плероме. В Послании
блаженного Евгноста и Премудрости Иисуса Христа описывается «род,
над которым нет царства», под которым подразумевается мир бессмертных
духов, «саморожденных», «равновозрастных» и «равносильных». Высшее
Существо Само обладает умом, мыслью, помышлением, мудростью, суждением
и силой в совершенной мере, которая может уменьшаться в других
областях Плеромы (в этой связи есть упоминания «правления» высших
уровней над низшими, но как выражения гармонии и syngeneia). В
Книге Фомы (NHC II, 7) верным обещан не только «покой», но и воцарение
и единство с «Царем», под которым подразумевается Бог. Аналогично
рассуждали последователи некоего Продика, оправдывавшие свои либертинистские
наклонности, заяляя, что они «благородного происхождения», «дети
Царя», то есть «дети Первого Бога», над которыми ни у кого нет
власти (Клим. Алекс. Строматы III, 30, 1).
Способ, которым эта полемика открыто направлялась против земных
правителей, записан мандеями, по сей день остающимися гонимой
общиной, так: «Мои избранные! Не доверяйтесь царям, правителям
и мятежникам, и войскам, и оружию, и борьбе, и толпам, которые
они созывают, ни пленникам, которых они берут в мире сем, ни золоту
и серебру... их золото и серебро не спасет их. Их власть проходит
и приходит к концу, и суд будет провозглашен над ними» (Правая
Гинза, I, 121). Мандеи также, благодаря своему печальному опыту,
терпимо относятся к «мысленной оговорке» (reservatio mentalis),
то есть сокрытию своей веры во время гонений. Неудивительно, что
мандейские тексты среди деяний их небесного Спасителя перечисляют
сокрушение «цитаделей» и наказание «сильных земли».
Вопрос налогов. Гностики, подобно остальным христианам,
не считали уплату налога актом признания. Евангелие от Фомы воспроизводит
притчу о подати Кесарю (Мк., 12:14-17) слегка модифицируя ее:
«Иисусу показали золотой и сказали: Люди Кесаря требуют от нас
податей. Он сказал им: Отдайте кесарево Кесарю, отдайте божье
Богу, и Мое – отдайте Мне» (NHC II, 2, log 100). Если последнее
не обладает исключительно духовным значением и предназначено не
только подчеркнуть преданность Богу, эта заповедь может быть напоминанием
о необходимости поддержки общины со стороны ее членов.
Социальная критика. Критическое отношение гнозиса к социуму
вытекает и из других фактов. Мы уже упоминали о «братской этике»,
которая избегает любого рода различий в общине «совершенных» до
такой степени, что создает новую шкалу ценностей, противостоящую
старой этике. В этом Плотин, представитель классического (греческого)
мировоззрения, может оказаться полезен нам. Он обвиняет гностиков
в том, что они называют «братьями» даже «самых низких людей»,
но не божественные силы небес (солнце и звезды) и не «нашу сестру
– Душу мира». Для него было оскорбительным, что «низкий человек
мог бы притязать на царство вместе с высшими»: это только благим
и душевным. Также и с социальной стороны греческая идея космоса
с его уравновешенным устроением была подорвана. Люди, включая
низких и бедных, обладают божественными правами, поскольку достигли
Гнозиса, и стоят над всем миром, который сам по себе не обладает
никакой ценностью. Эта инверсия ценностей проявляется и в отказе
от различения между «рабами» и «свободными», хотя в гностических
текстах это рассматривается только как конечная цель. Тем не менее,
общее самоопределение «свободные» ясно выражает отказ от любых
отношений зависимости здесь на земле и настаивает на их полной
ликвидации в Плероме. «В этом мире рабы служат свободным. В царствии
небесном свободные будут прислуживать рабам», - как говорит Евангелие
от Филиппа (NHC II, 3, 72, 17-20). Когда совершенство явится,
«тогда свет совершенный распространится на каждого. И все, кто
в нем, получат помазание. Тогда рабы будут свободными и выкуплены
будут пленные» (NHC II, 3, 85, 24-29). Заимствуя слова Павла (Гал
3:28), со ссылкой на христианскую общину валентинианский Трехчастный
Трактат описывает окончательное состояние как возвращение от множественности,
изменчивости и неравенства в место изначального единства, «где
нет ни мужчин, ни женщин, ни рабов, ни свободных, ни обрезания,
ни необрезания, ни ангела, ни человека, но Христос все во всем…
и природа того, кто действительно раб, станет новой, и он займет
место рядом со свободным!» (NHC I, 5, 132,21-133,1). Но уже в
этом мире «знание истины, которое существовало до неведения… это
освобождение от рабской природы, в которой страдали (все) те,
кто произошел от внешней мысли» (op. cit. 117, 28-38).
Епифан: О справедливости. Благодаря некоторым выдержкам
из Стромат Климента Александрийского мы знаем об уникальной книге,
содержавшей гностическую социальную критику; она была создана
во втором столетии и носила название «О справедливости». Она была
приписана некоему Епифану, предположительно, сыну легендарного
основателя секты Карпократа, умершему молодым. Отталкиваясь от
гностических концепций мира и свободы, он с помощью аргументов
из натурфилософии и логики демонстрирует, что земные различия
между «моим» и «твоим», богатством и нищетой, свободой и рабством,
правителями и управляемыми неуместны и не согласны с природой;
это человеческие, а не божественные установления. Автор отстаивает
своеобразный гностический коммунизм и этим показывает латентную
разрушительную силу гностического мировоззрения. «Справедливость
Бога это общность и равноправие. Как небо покрывает равномерно
всю землю и все звезды ночью видны одинаково, так и Бог, подобно
солнцу, которое является источником дня и отцом света [14], освещает
всех, кого он видит, в равной мере. А видит он всех одинаково,
не различая между богатым и бедным, простолюдином и правителем,
глупцом и разумным, женщиной и мужчиной, свободным и рабом. (2)
Не исключает он и бессловесных животных, проливая (свет) в равной
мере на всех тварей, не важно, злых или добрых, и таким образом
устанавливает справедливость, поскольку никто не может иметь больше
света, чем другие, или же утащить свет у своего соседа, чтобы
у него было в два раза “светлее”. (3) Как солнце способствует
произрастанию пищи для всего живого, так и общая справедливость
не обделяет никого. Все участвуют в равной мере в его справедливом
разделении. Отдельному быку достается то же, что и всему их роду,
отдельной свинье все, что положено свиньям, а отдельной овце –
все, что причитается всему их роду, и так далее. (4) Итак, справедливость
– это общность [всего]. Семена всех растений, согласно их родам,
равномерно рассеваются по земле и являются общей пищей для всех
травоядных животных. Все это не подчиняется никакому закону, дано
всем в равной мере и кружится в складном танце, под управлением
того, кто все это произвел». Далее указано, что «Законодатель
(то есть иудейский Бог) должно быть шутит, когда говорит: “Не
возжелай”, добавляя к этому еще более неразумные слова “имущества
ближнего”. Как же может тот, кто сам даровал живым стремление
к продолжению рода, запретить это людям, разрешая всем другим
существам? Высказывание “жены ближнего” выглядит в этом смысле
еще смешнее, поскольку призывает превратить в частную собственность
то, что принадлежит всем». Выводы, повлиявшие на культ, который
мог распространиться из этой общины, детально цитируются Климентом.
Мы уже говорили о них. В Иране, при царе Каваде (489-531) в кризисный
момент эти социокритические концепции были проведены в жизнь и
привели к революционному движению Маздака (ум. 524), который в
своей коммунистической доктрине также воспользовался гностическими
и манихейскими учениями и, поступив так, представил доказательство
сокрушительной силы антикосмического дуализма. Поэтому О. Клима
назвал это движение «гностико-манихейскими левыми».
Отрицание собственности. Осуждение богатства, прежде всего
собственности, обычен для Гнозиса и тесно связан с фундаментальной
позицией воздержания от мира и всего, что его поддерживает. Однако,
в то же самое время этот подход обладает значимым социокритической
составляющей, как демонстрируют некоторые свидетельства. Лукиан
рассказывает о «христианине» Перегрине, что он передал свое имущество
общине. Евангелие от Фомы явно не приемлет денежный интерес (NHC
II, 2, log 95) и по-своему повторяет притчи Иисуса о собирании
богатств (NHC II, 2, log. 63), местами даже возвышая суровость
тона. Притча о пире (Лк., 14:16-24) завершается замечанием о купцах
и торговцах: они не войдут в Плерому (NHC II, 2, log. 64). «Кто
нашел мир (kosmos) и разбогател, пусть отречется от мира» (NHC
II, 2, log.110). Гомилия Свидетельство Истины направлена против
ростовщичества и стремления к «Маммоне», включающего и стремление
к сексуальному общению (NHC IX, 3, 68, 1-11). Важен и отрывок
из Деяний Петра и Двенадцати Апостолов, осуждающий привилегированное
положение богачей: Иисус предостерегает своих учеников беречь
себя от богачей города, поскольку они «посчитали даже ниже своего
достоинства спросить меня, но (30) наслаждались в своем богатстве
и высокомерии» (NHC VI, 1, 11,27-12,13). «Многие, - продолжает
Он, - в церквях испытывают особое уважение перед богатыми, поскольку
и сами грешат, и другим дают пример поступать (также). Судите
же их справедливо, (10) чтобы ваше служение было прославлено и
чтобы Мое имя было прославлено в церквях». И церковь, и Гнозис
достаточно рано были вынуждены противостоять секуляризации. (стр.
264-270)
Примечание переводчика:
Напомним также отрывок из книги Милана Лося «Ереси света и
тьмы»:
«Оставляя мирскую жизнь, богомилы отказывались от всякого имущества
и сурово порицали тех, кто обладал мирской властью или богатством.
Козьма особенно обвиняет их в том, что они учили «своих людей»
не подчиняться властям, оскорбляли богачей, ненавидели царя, высмеивали
вышестоящих, осуждали бояр, верили, что Богу неугодны служащие
царю, и убеждали рабов не повиноваться хозяевам».
Kurt Rudolph, Gnosis, The Nature & History of Gnosticism,
San Francisco, 1984.
Перевод Дм. Алексеева.
