статья
Синергетическая методология и социология права
В.А. Бачинин
Методология гуманитарного знания в перспективе XXI века. К 80-летию
профессора Моисея Самойловича Кагана. Материалы международной научной
конференции. 18 мая 2001 г. Санкт-Петербург. Серия «Symposium».
Выпуск №12. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского философского
философского общества, 2001. C. 15-20.
[15]
Современная правовая социология, располагающая обширным методологическим
инструментарием, не может пройти мимо тех теоретических разработок,
которые появились благодаря такому, сравнительно новому, сложившемуся
во второй половине ХХ в. научному направлению, как синергетика.
(«Основные понятия синергетики») Это связано в первую очередь с
тем, что в социальных объектах со сложным содержанием традиционная
для позитивной социологии механистическая модель причинности имеет
ограниченное поле приложения. Явления социального мира находятся
за тем порогом сложности, где обнаруживается недостаточность линейно-каузальных
объяснительных моделей и необходимы дополнительные познавательные
усилия. В полной мере это относится к правовой и криминальной проблематике.
Отнюдь не случайным является то обстоятельство, что синергетика
сформировалась в самостоятельное научное направление именно во второй
половине ХХ в. Ее конституирование произошло на историческом излете
эпохи модерна. Позади остались и эпоха классики с ее приверженностью
всем формам порядка, и эпоха модерна с ее причастностью всем возможным
формам хаоса. К середине ХХ столетия сложились и полностью обозначились
и «тезис», и «антитезис», образовав распростершуюся в историческом
времени и социальном пространстве социокультурную антиномию. Было
над чем подумать и было что обобщать. Сосредоточенность научной
мысли на этом проблемном плацдарме и привела к тому, что интеллектуальные
средства и добытые с их помощью идеи начали обретать все более четкие
контуры, пока не обозначились формы и пропорции новой дисциплины,
синергетики. То есть в определенном смысле синергетика явилась продуктом,
произведенным рефлексией над социально-историческим опытом двух,
успевших полностью выговориться эпох — классики и модерна.
Синергетическая методология познания представляет собой
комплекс исследовательских программ, приемов, инструментальных средств,
позволяющих увидеть социальную реальность в достаточно новом ракурсе.
Необходимо лишь суметь адаптировать идеи и принципы синергетики
к спе-
[16]
цифическим нуждам социологии, совместить языки этих двух дисциплин,
верно очертить общее для них проблемное пространство.
Синергетика, как масштабная научная парадигма, позволяет в сфере
социологии права свести воедино множество имеющихся теоретических
наработок, пребывающих на сегодняшний день либо в разрозненном состоянии
либо же систематизированных с опорой на произвольно выбранные основания.
Она дает возможность выстраивать достаточно продуктивные рабочие
модели наличных знаний, обладающие высокой степени обобщенности.
Множество традиционных социологических проблем обретают в результате
синергетической транскрипции новые оттенки. Обнаруживаются такие
грани, ракурсы, повороты, которые в пределах собственно социологического
инструментария объявились бы еще не скоро.
Являясь самоорганизующейся системой, социально-правовая реальность
способна сама себя строить и структурировать. И субъектам правотворчества
важно учитывать тенденции ее саморазвития, чтобы воздействовать
в такт с ними и тем самым порождать резонансные эффекты. Точно рассчитанные,
резонансные воздействия на систему дадут наибольшую результативность,
позволят ей развернуть все богатство скрытых до того возможностей.
Принципы синергетики предписывают социальным субъектам в ходе их
правотворческой деятельности выводить правовую систему на собственные
линии развития, отвечающие как ее природе, так и характеру того
социума, внутри которого она существует.
Право, как система, складывается под воздействием двух разнохарактерных,
но однонаправленных процессов самоорганизации. Первый — это положительная
обратная связь со средой, позволяющая праву усложнять и совершенствовать
свои структуры и одновременно устранять все чужеродное, избыточное.
Второй — это отрицательная обратная связь права с социальной средой,
способствующая упрощению его структур и нарастанию хаотичности.
Постоянные противодействия этих двух противоположных тенденций формирует
и обтачивает систему права, придает ей необходимую структурную конфигурацию
и структурную устойчивость.
Синергетическое мировидение позволяет обратить внимание на такую
особенность социально-правовой реальности, как бесчисленное множество
неконтролируемых и непрогнозируемых неопределенностей. Именно они
способны выступать в роли случайных факторов, чьи воздействия на
события и обстоятельства, казалось бы неподвластны, в силу их непредсказуемости,
механизмам тотальной регламентации. Синергетика неопровержимо доказывает,
что мечты об обществе, которое было бы полностью подконтрольно властям
и существовало бы исключительно в русле однозначных управленческих
воздействий, — это утопические иллюзии. Но поскольку тотальный контроль
и абсолютный социальный порядок в принципе невоз-
[17]
можны и локальные ареалы свободы всегда будут существовать в различных
социальных «нишах», то можно предполагать, что в этих не контролируемых
законом «нишах» будут существовать и очаги не только слабых девиаций,
но и масштабных проявлений аномии, включая преступность в ее различных
формах.
Синергетический подход заставляет социолога взглянуть на нормативно-ценностную
реальность сквозь призму категориальной антитезы порядок — хаос.
Правда, в данном случае эти две категории обретают более частный
вид понятий социального порядка и социального хаоса. При этом порядок
обычно связывают с наличием устойчивых законов и закономерностей,
а хаос — с преобладанием непредсказуемых случайностей.
В свете антитезы порядка и хаоса социум предстает как целое, внутри
которого сосуществуют, активно взаимодействуя и противодействуя
друг другу бастионы структур правопорядка и очаги социального возмущения.
Последние распространяют вокруг себя беспорядок в самых разных видах,
начиная с сравнительно безобидных нарушений норм этикета и вплоть
до чудовищных уголовных и политических преступлений, повергающих
общественность в смятение и ужас.
Эти две противоположные социальных сферы не отделены друг от друга
сколько-нибудь явным барьером. Напротив, они активно контактируют,
напоминая не два рядоположенных мира, не два материка и даже не
два сообщающихся между собой сосуда, хотя социальная энергия и социальная
информация и перетекают из одной сферы в другую. Порядок и беспорядок
— это, скорее, два модуса единого социального тела, два разных,
присущих ему состояния. А это означает, что в принципе невозможно
отсечь и уничтожить все очаги беспорядка, оставив лишь то, что отвечает
критериям цивилизованного социального порядка.
Оба состояния, порядка и хаоса, организованности и дезорганизованности
способны чередоваться, попеременно сменять друг друга. Эти смены
могут иметь пульсирующий, маятниковый или волновой характер.
По удивительной закономерности, ввергающей в изумление непосвященных,
порядок и беспорядок нужны друг другу. Никому не под силу развести
их в разные углы вселенского ринга. В силах людей лишь выявить приемлемую
меру соотношения между ними и стараться поддерживать ее при помощи
соответствующих цивилизационных, нормативно-регулятивных средств.
Синергетическое видение заставляет социологию в целом и социологию
права, в частности, постоянно держать в одном ряду два типа проблем,
связанных с социальным порядком и со всем тем, что противодействует
его утверждению, то есть разнообразные проявления аномии, дисномии,
девиаций, деликтов, преступности, государственного неправа и т.д.
[18]
Обычно в книгах по социологии и праву эти две проблемные сферы
предстают в непропорциональном соотношении с явным доминированием
внимания к социальным формам стабильного социального порядка. С
позиций же синергетики противоположности права и неправа, закона
и беззакония, номоса и аномии, правопорядка и преступности оказываются
в одном ряду, в одной системе методологических координат.
Продуктивность синергетического подхода к социальной реальности
очевидна. Современная эпоха, в силу ее переходного характера, весьма
благоприятна для поиска и апробаций новых подходов к универсальной
антитезе порядка и хаоса и к стоящим за ней вечным оппозициям добра
и зла, добродетели и порока, законопослушания и вседозволенности.
Синергетическая теория несет в себе, кроме всего прочего, весьма
характерный социально-этический смысл. Она представляет собой, по
сути, довольно грустную теорию, ибо полностью развенчивает все остатки
иллюзий о возможности «земного рая», «царства божьего» или «коммунистического
благоденствия» с абсолютным порядком, добродетельным человечеством
и всеобщим, безоблачным счастьем. Жизнь в природе и обществе была,
есть и всегда будет сценой драматических противоборств сил порядка
и хаоса, традиционно именуемых силами добра и зла. То, что в прошлом
выглядело лишь как мрачные предположения и жуткие констатации в
стиле Эмпедокла-Бёме-Шопенгауэра (безысходность вечной космической
борьбы сил Вражды и Любви; готовность мира в любой момент сорваться
в темную бездну; всевластие злой Мировой Воли над индивидами и государствами),
синергетика в ХХ веке перевела на язык позитивных знаний, дополнив
новыми, вполне научными аргументами.
С позиций синергетики хаос — не аномальное, а закономерное,
естественное состояние, типичное для отдельных периодов существования
всех социальных систем. Он время от времени настигает практически
каждую систему. И эта неизбежность делает его скорее правилом, чем
исключением в социальной жизни инидвидов и сообществ.
Согласно второму началу термодинамики или закону возрастания энтропии,
все самопроизвольные процессы во Вселенной однонаправлены и сопровождаются
разрушением упорядоченных структур, рассеиванием энергии в пространстве.
В основе любого происходящего изменения скрыты возможности распада
и хаоса, которые не имеют ни причин, ни целей, обеспечивая лишь
непрерывное движение. В этом движении возможны различные направления,
выбор которых диктуется случайностями.
Социальная энтропия — это динамика распада объективных и субъективных
нормативно-ценностных структур, сопровождающаяся ослаблением или
полной атрофии их социализирующих и регулятивных функций. В качестве
возможности энтропия всегда присутствует в любой из социальных систем.
Но активные, целенаправленные цивилизующие усилия индивидов,
[19]
общностей, социума и его институтов не позволяют этой возможности
переходить в действительность в полном объеме. Лишь в отдельные
исторические моменты, при стечении целого ряда особых обстоятельств
энтропийный процесс может охватить всю социальную систему. В подобных
условиях начинается обвальное, лавинообразное разрушение существующих
социокультурных структур — религиозных и воспитательных институтов,
семейных связей, моральных и правовых.
Социальная диссоциация как распад целостностей государства, общества,
цивилизационной системы, повсеместные разрывы скреплявших их связей
ведут к тому, что гигантское социальное «тело» начинает как бы заживо
разлагаться. Изменения внешних условий начинают происходить с такой
скоростью, что абсолютное большинство людей не успевают адаптироваться
к ним и многие как бы выпадают из привычных социальных ячеек, что
неизменно ведет к разрушению поведенческих стереотипов, падению
нравов и росту преступности. Когда в России процесс перестройки
вышел из-под контроля и начал обретать все признаки социальной катастрофы,
то за первое пятилетие 1990-х гг. преступность возросла в 2-3 раза,
а число тяжких преступлений, связанных с убийствами увеличилось
в 3 раза.
В условиях неконтролируемой энтропии дезорганизационные процессы
повсеместно переходят в деструктивные, которые оказывают на человеческое
поведение не социализирующее, а преимущественно десоциализирующее,
биологизирующее воздействие. Дремлющие в глубинах человеческого
подсознания агрессивные начала, прежде успешно блокировавшиеся цивилизационными
нормативными структурами, теперь, когда последние оказываются полуразрушенными,
становятся бесконтрольными и активно заявляют о себе множеством
разнообразных эксцессов имморального и противоправного характера.
Множество людей оказываются ввергнутыми в экстремальные условия,
чреватые для них моральными деформациями, экзистенциальными катастрофами,
страданиями, духовной и физической гибелью.
Социальный хаос — это всегда распад, гибель, и потому он трагичен.
В нем, в его вихрях и взрывах погибают те, кто вполне мог бы жить
в обстановке порядка и стабильности. Поэтому аномия — это, говоря
языком философа Якоба Бёме, истинное «мучение» материи и духа.
С позиций синергетики аномия представляет собой бифуркационный
период в развитии социально-правовой реальности. Нормативно-ценностная
система оказывается не просто разомкнута вовне: оказываются стерты
все ее границы, и ее содержание начинает перемешиваться с содержанием
вненормативным, анормативным. Мировое целое как бы всасывает в себя
нормативную реальность. Разнообразные социальные вихри разносят
ее содержимое и растворяют его во вненормативном мире. В результате
от нее ничего не остается, кроме хаоса из остатков форм и обломков
структур. Со-
[20]
циум сползает на нижележащую ступень, погружаясь из цивилизованного
состояния в состояние варварства.
Наряду с тотальной аномией, существует и аномия очаговая, составляющая
неотъемлемую принадлежность любой общественной системы на протяжении
всей истории ее существования. Очаги беспорядка необходимы системе
для поддержания ее же собственной жизнеспособности. Это объясняется
тем, что полная, тотальная однородность и абсолютная упорядоченности
делают систему хрупкой, понижают ее сопротивляемость перед внешними
деструктивными воздействиями. Наличие же очагов аномии с характерными
для них множествами разнообразных девиаций образует широкое пространство
социальной свободы для активных действий и энергичного самоутверждения
социальных субъектов. Именно эти очаги оказываются теми местами,
где возникают нестанадартные жизненные модели, различные свежие
находки и социальные новации.
Отчего государство, его институты, органы власти всегда с опаской
взирают на свободу и ее различные проявления? Ответ состоит в том,
что они ощущают прямую связь между свободой и аномией. Они чувствуют,
что свобода — это одна из ипостасей хаоса, что она способна вести
к распаду социальных структур, что она всегда несет в себе возможность
перехода во вседозволенность.
Очаговая аномия — это форма сохранения «ниш» свободы даже в самых
«закрытых» системах, где блоки социальных институтов предельно плотно
пригнаны друг к другу. Чем жестче и тотальнее социальный контроль,
тем интенсивнее протекает аномийное существование внутри этих «ниш».
Важная роль в сохранении таких очагов принадлежит гражданскому
обществу. Одна из его задач в том и состоит, чтобы поддерживать
существование подобных очагов, оберегать их от уничтожения государственной
машиной. Разумеется, это относится к тем очагам, где культивируются
не криминальные формы аномии, не представляющие опасности для жизни,
здоровья и достоинства граждан.
|
