|
А.В. Арапов
Эрос и Амор
Уже в патристике возникает идея единства всех видов любви.
Может ли быть новозаветное агапэ отождествлено с эросом
(который, как известно, ни разу в Новом Завете не упоминается)?
По мере распространения христианства в эллинизированной среде такой
вопрос не мог не встать. С одной стороны, эрос прочно связан с устремлением
к Богу в платонической традиции, и, с другой стороны, он не менее
прочно был связан в греческом языке с сексуальностью. Дионисий
Ареопагит не колеблясь отождествляет эрос и агапе. Он пишет
в четвертой главе книги «О божественных именах»: «А те, кто правильно
слышат божественное, увидят, что, изъясняя божественное, священные
богословы в имена агапэ и эрос вкладывают один и тот же смысл»[1].
При этом Дионисий прекрасно отдает себе отчет в возможных коннотациях
слова эрос : «Низкого ума люди часто думают также, что речь идет
о чем-то … непристойном в кем-то сказанных заслуживающих лучшей
участи словах: «напала на меня <Давида> приязнь к тебе <Ионафану>,
как приязнь к женщинам» (2 Цар.1:26)»[2]. Однако он защищает
свою позицию, ссылаясь на сочинения святого Игнатия и на
Септуагинту: «Ведь и некоторым нашим священнословам даже более
божественным представляется имя эрос, нежели имя агапэ. Пишет ведь
и божественный Игнатий: «Моя Любовь (эрос) распялась» (К Римлянам
7:2). И во введениях к Речениям ты найдешь как кто-то говорит о
божественной Премудрости «Я был влюбленным в Ее красоту» (Прем.
8:2). Так что не будем бояться имени эрос, и да не смутит нас никакое
касающееся этого устрашающее слово»[3]. Но, может быть, эрос
как религиозный термин и эрос, связанный с сексуальностью -всего
лишь омонимы, не имеющие сколько-нибудь существенной связи? Может
быть существуют два эроса, онтологически никак друг с другом не
связанные?
Нет, для Дионисия все смыслы термина эрос имеют глубокую онтологическую
взаимосвязь. Существует только один эрос. Дионисий пишет,
цитируя гимны о Любви (эросе) Иерофея: «Назовем ли мы
Эрос божественным, либо ангельским, либо умственным, либо душевным,
либо физическим, давайте представим Его себе как некую соединяющую
и связывающую Силу, подвигающую высших заботиться о низших, равных
общаться друг с другом, а до предела опустившихся вниз обращаться
к лучшим, пребывающим выше»[4].
Разумеется, это место может быть понято различным образом. Максим
Исповедник, комментируя его, описывает перечисленные Дионисием
разновидности эроса. Эрос как половое влечение оказывается подвидом
душевного эроса, наряду со стремлением к стадной жизни: «А
душевным он назвал эрос бессловесных, дружество, основанное на чувствах,
т.е. – без участия ума. По причине ведь этой любовной силы и птицы
<…> летают стаями; и по земле ходят также стадами олени, быки
и подобные им <…> Да и существа не стадные движимы к спариванию
со сходными»[5]. В процитированном комментарии Максима Исповедника
говорится о половом влечении как об эросе присущем «бессловесным»,
т.е. животным, птицам и т.д., но это не значит, что такого эроса
нем может быть у человека – у человека есть и бессловесная часть
души. Важно только, чтобы бессловесная часть души не одерживала
вверх над словесной [6]. Если словесная часть души оказывается
в плену у бессловесной, то человек становится «распутником». Но,
согласно Дионисию Ареопагиту и Максиму Исповеднику, даже эрос
«распутника» сохраняет некоторую связь с Добром и божественной любовью.
«Так и распутник, хоть и лишается Добра из-за бессловесной похоти
<…> тем не менее причаствует Добру в самом этом слабом подражании
соединению и любви» (Дионисий Ареопагит) [7]. Распутник «соединяется
по любви с тем, что для него губительно и, хотя любовь (эрос) представляется
извращенной, это все же слабый отголосок божественной Любви (Эроса)
, и за благо он принимает фантазию» (Максим Исповедник)[8].
В эпоху позднего средневековья в южной Франции формируется новое
понимание любви. Эту новую любовь именуют обычно «куртуазной
любовью». Певцы новой любви, трубадуры, именовали ее fin' amor.
Первоначально новый Amor был чувством к Прекрасной Даме, несущим
внутренний экстатический опыт переживания радости - Joi. “ Joi,
согласно утверждениям критиков, можно определить как состояние экстаза,
пребывая в котором, влюбленный воображает, что желание его уже свершилось;
таким образом происходит сублимация любовной страсти, перевод ее
в высшие, духовные и даже мистические сферы; Joi может также выражать
эротическую радость влюбленного «после получения добавки». Оба значения
не отрицают одно другое»[9].
У поздних трубадуров, после Альбигойского Крестового похода
и гибели значительной части южнофранцузской аристократии понимание
Любви приобретает новые черты. Amor, сохраняя свое значение
куртуазной любви, сближается, с одной стороны, с Божественной любовью,
любовью как силой управляющей миром. Матфре Эрменгау (предположительно
член францисканского ордена) пишет «Бревиарий любви». «Автору
Бревиария удалось соединить воедино все духовные течения, существовавшие
на юге Франции, начиная с первых трубадуров и до спиритуалов, самых
непримиримых сторонников францисканской бедности. <…> В сочинении
он делает дерзкую попытку синтезировать идею связующего звена между
Богом и его творением; функцию этого звена он отводит Любви (Амору),
метафизическому единству, правящему миром»[10]. С другой стороны
тема Амора приобретает общественно-политическое звучание. «…Трубадур
заявляет о себе как о приверженце евангельских христианских добродетелей,
побуждающих его ненавидеть зло и любить добро, а также быть защитником
куртуазных ценностей, которые по его мнению, являются лекарством
от социальных зол, ибо только куртуазная любовь может считаться
источником истинных доблестей»[11]. Amor связывается с понятием
Благородства, понимаемого в этико-политическом смысле. «…Если
по их <трубадуров> мнению старое дворянство XII столетия сгинуло
во время гонений,<…> из его пепла возрождается новое поколение
граждан не дворянского рода, но благородных сердцем»[12]. Идеалы
связанные с понятием Amor, оказались подхваченными гражданами Флоренции
и других итальянских городов (ни Данте, ни Лоренцо Великолепный
не были выходцами из аристократии).
В своем понимании любви гуманисты продолжают традицию, сформированную
поздними трубадурами. Любовь небесная - изначальная любовь, но любовь
небесная проявляется для Ренессансных мыслителей в земной любви,
а земная любовь, в свою очередь, превращается в небесную любовь.
Фичино пишет в комментариях к «Пиру» Платона: «…Любя тела,
мы будем любить тень Бога, в душе – подобие Бога; в ангелах – образ
Бога. Так, если в настоящем времени, мы будем любить Бога во всех
вещах, то, в конце концов, будем любить все вещи в Нем. Ибо, живя
так, мы достигнем той степени, когда будем видеть Бога и все вещи
в Боге. И будем любить его в себе и все вещи в нем: все дается милостью
Бога и в конце концов получает искупление в Нем»[13]. Земная
любовь, будучи проявлением небесной любви, становится источником
Земного Рая. Земной Рай понимается двояко: во внешнем и во внутреннем
отношении. Во внутреннем отношении – это наслаждение общением с
возлюбленной. Во внешнем – эта то новое социально- политическое
устройство, которое для Данте ассоциировалось непосредственно
с Римской Империей, для кружка Медичи – с «добрым правлением»,
процветанием под руководством мудрых и богатых правителей. Семейство
Медичи рассматривалось как проявление творческой, демиургической
силы природы, олицетворяемой античным Паном. Ведущий философ кружка
Медичи - Фичино рассматривался как реинкарнация Орфея – воплощавшего
могущество любви подчиняющей себе хаос (предыдущими реинкарнациями
считались Гомер, Пифагор и Платон).
В Земном Раю Данте встречает Беатриче. Беатриче для Данте
– a) Священная Теология, b) конкретная женщина, общение с которой
приносит внутренний мистический опыт, и, наконец, c) тайная организация
гиббелинов, ставящая задачу восстановления Римской Империи. Любовь-
Amor Данте – это и а) Божественная любовь, «которая движет Солнце
и светила», и b) любовь к конкретной женщине, которая несет «такую
сладость, что никто не поверит», и c) грядущий Император (лат. Amor
– мужского рода). Как пишет Эвола, «При этом Амор есть «Seigneur
de la noblesse» - это имеет двойной смысл: как «Господин благородства»,
так и «Государь благородных»[14]. Трилогия Боттичелли «Рождение
Венеры» - «Весна» - «Паллада и кентавр», написанная для Медичи,
показывают, соответственно, нисхождение на землю Небесной Любви,
расцвет Земной Любви и победу политической мудрости над хаотическими
и деструктивными социальными силами. Конечно, это разделение достаточно
условно, т.к. в каждой из картин можно увидеть символы всех трех
аспектов действия любви. Так одно из значений Флоры в «Весне» -
«доброе правление», в котором осуществляются универсальная гармония
и нравственный закон.
Тема любви естественным образом переходит в тему смерти.
Умирает возлюбленная Данте Беатриче и умирает император Генрих V,
с которым Данте связывал надежду на восстановление Империи. Умирают
Джулиано Медичи и Симонетта Каттанео – центральная мистическая
пара кружка Медичи. В самой смерти Джулиано и Симонетты есть нечто
символическое. Джулиано погибает в результате заговора Пацци, направленного
против Медичи и, следовательно, против связанной с их правлением
идеи Золотого Века или Земного Рая. Симонетта умирает от чахотки,
ее смерть – это смерть от природных причин, в то время как смерть
Джулиано – смерть от причин социальных. Смерть в сопоставлении с
идеей Земного Рая выступает во всей своей трагичности. Смерть телесная
имеет ряд аспектов образующих бинарные оппозиции, противоположности,
антиномии. Это смерть как конец существования и смерть как начало
Бытия, смерть как потеря телесных наслаждений и смерть как обретение
духовной радости; смерть как преддверие неизбежного суда на небе
и смерть как уход от всякой ответственности на земле; смерть выявляющая
истинное величие одних и ничтожество других и смерть уравнивающая
всех; смерть, после которой души по-разному сияют на небе и смерть
после которой тела одинаково гниют в могиле. Беатриче, явившись
Данте в земном Раю, говорит, с одной стороны, что «Когда я к
духу вознеслась от тела и силой возросла и красотой…»[15], а
с другой: «Природа и искусство не дарили Тебе вовек прекраснее
услад, чем облик мой, распавшийся в могиле»[16].
В Средние Века внимание был сосредоточено, по–преимуществу на первом,
в эпоху Возрождения актуализируется и второе. На лицах персонажей
трилогии Боттичелли лежит грусть. В меланхолию погружено и божество
Медичи – Пан, на сделанной по заказу одного из представителей этого
семейства картине Л. Синьорелли. Чтобы реализовать идеал
Земного Рая необходимо одержать победу над смертью как природной
необходимостью и над смертью как следствием социального насилия,
войны и тирании. Фрэнсис Бэкон становится теоретиком новой
науки, которая должна дать человеку власть над природой. Лоренцо
Великолепный для осуществления своего «доброго правления» должен
взять на вооружение политическую технику Макиавелли. Идеи Макиавелли
были использованы Гоббсом, а отсюда недалеко до Локка
и до политической теории и практики отцов-основателей США и Ганноверской
династии (двух полюсов англосаксонского политического мира Нового
времени).
[1] Дионисий Ареопагит. Сочинения. Толкования Максима Исповедника.
/ Дионисий Ареопагит. - М.: Алетейя, 2003. – С. 332, 333.
[2] Там же. С. 331.
[3] Там же. С. 330-333.
[4]Там же. С. 339.
[5] Там же.
[6] См.: там же. С. 351.
[7] Там же. С .359.
[8] Там же.
[9] Брюнель-Лобришон, Женевьева, Дюамель-Амадо, Клоди. Повседневная
жизнь во времена трубадуров. / Женевьева Брюнель-Лобришон, Клоди
Дюамель-Амадо, - М.: Молодая гвардия, 2003. – С. 47.
[10] Там же. С. 238.
[11] Там же. С. 236.
[12] Там же. С. 232.
[13] Цит. по: Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков
до наших дней. Том 2. Средневековье. / Дж. Реале, Д. Антисери. –
СПб.: Петрополис, 1997. – С. 265.
[14] Эвола Ю. Метафизика пола. / Ю. Эвола. – М.: Беловодье, 1996.
– С. 298.
[15] Данте Алигьери. Божественная Комедия. / Данте Алигьери. –
М.: «Правда», 1982. – С. 336.
[16] Там же. С. 338.
|
